Для полного флуда.

Проверьте свое произношение на этой супер-скороговорке… В четверг четвертого числа в четыре с четвертью часа лигурийский регулировщик регулировал в Лигурии, но тридцать три корабля лавировали, лавировали, да так и не вылавировали, а потом протокол про протокол протоколом запротоколировал, как интервьюером интервьюируемый лигурийский регулировщик речисто, да не чисто рапортовал, да не дорапортовал дорапортовывал да так зарапортовался про размокропогодившуюся погоду что, дабы инцидент не стал претендентом на судебный прецедент, лигурийский регулировщик акклиматизировался в неконституционном Константинополе, где хохлатые хохотушки хохотом хохотали и кричали турке, который начерно обкурен трубкой: не кури, турка, трубку, купи лучше кипу пик, лучше пик кипу купи, а то придет бомбардир из Бранденбурга — бомбами забомбардирует за то, что некто чернорылый у него полдвора рылом изрыл, вырыл и подрыл; но на самом деле турка не был в деле, да и Клара-к крале в то время кралась к ларю, пока Карл у Клары кораллы крал, за что Клара у Карла украла кларнет, а потом на дворе деготниковой вдовы Варвары два этих вора дрова воровали; но грех — не смех — не уложить в орех: о Кларе с Карлом во мраке все раки шумели в драке, - вот и не до бомбардира ворам было, и не до деготниковой вдовы, и не до деготниковых детей; зато рассердившаяся вдова убрала в сарай дрова: раз дрова, два дрова, три дрова — не вместились все дрова, и два дровосека, два дровокола-дроворуба для расчувствовавшейся Варвары выдворили дрова вширь двора обратно на дровяной двор, где цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла; цыпленок же цапли цепко цеплялся за цепь; молодец против овец, против молодца сам овца, которой носит Сеня сено в сани, потом везет Сеньку Соньку с Санькой на санках: санки- скок, Сеньку- в бок, Соньку- в лоб, все- в сугроб, а Сашка только шапкой шишки сшиб, затем по шоссе Саша пошел, Саша на шоссе саше нашел; Сонька же — Сашкина подружка шла по шоссе и сосала сушку, да притом у Соньки-вертушки во рту еще и три ватрушки — аккурат в медовик, но ей не до медовика — Сонька и с ватрушками во рту пономаря перепономарит, - перевыпономарит: жужжит, как жужелица, жужжит, да кружится: была у Фрола — Фролу на Лавра наврала, пойдет к Лавру на Фрола Лавру наврет, что — вахмистр с вахмистршей, ротмистр с ротмистршей, что у ужа — ужата, а у ежа- ежата, а у него высокопоставленный гость унес трость, и вскоре опять пять ребят съели пять опят с полчетвертью четверика чечевицы без червоточины, и тысячу шестьсот шестьдесят шесть пирогов с творогом из сыворотки из-под простокваши, - о всем о том около кола колокола звоном раззванивали, да так, что даже Константин — зальцбуржский бесперспективняк из-под бронетранспортера констатировал: как все колокола не переколоколовать, не перевыколоколовать, так и всех скороговорок не перескороговорить, не перевыскороговорить; но попытка — не пытка.

 

В какой стадии?
Я где-то на половине: АААААААааааааааааа...!!!

 

А если так:

На шишкосушильную фабрику требуется шишкосушильшик для работы на шишкосушильном аппарате.
Шишкосушильшик должен иметь опыт шишкосушения на шишкосушильном аппарате с использованием шишкосушильной технологии качественного шишкосушения.
Он также должен отличать аппарат шишкосушения от нешишкосушения, ремонтировать шишкосушильный аппарат, отличать шишки пригодные для шишкосушения, от негодных для шишкосушения, отличать шишки недошишкосушенные от перешишкосушенных, за каждую недошишкосушенную или перешишкосушенную шишку шишкосушильшик получит шишкосушилкой по голове.

Технология шишкосушения:

После шишкосбора все шишкособранные шишки, пригодные для шишкосушения отправляются на шишкосушильную фабрику на шишковозе.
Шишковоз при помощи шишкосвального аппарата сваливает шишки в шишкосортировочный отдел.
Шишкосортировшики с использованием шишкосортировочной машины шишкосортируют шишки, пригодные для шишкосушения, от непригодных для шишкосушения.
Шишки пригодные для шишкосушения поступают в шишкошлифовальный отдел.
В шишкошлифовальном отделе шишкошлифовщики на щищкошлифовальных аппаратах шишкошлифуют шишки от нешишкосушительных шишкоотростков.
Шишки, прошедшие шишкошлифование, попадают в шишкодробительный отдел.
Шишкодробильщики на шишкодробилках дробят шишки до шишкодробильного состояния, выбрасывая не шишкодробные шишки на шишкосвалку, где шишкосвальщики сжигают нешишкодробные шишки в шишкопечи. Шишкодробные шишки высушиваются в шишкосушилках.

 

Хармс Даниил Иванович «Храбрый еж»

Стоял на столе ящик.
Подошли звери к ящику, стали его осматривать, обнюхивать и облизывать.
А ящик-то вдруг — раз, два, три — и открылся.
А из ящика-то — раз, два, три — змея выскочила.
Испугались звери и разбежались.
Один ёж не испугался, кинулся на змею и — раз, два, три — загрыз её.
А потом сел на ящик и закричал: «Кукареку!»
Нет, не так! Еж закричал: «Ав-ав-ав!»
Нет, и не так! Ёж закричал: «Мяу-мяу-мяу!»
Нет, опять не так! Я и сам не знаю как.
Кто знает, как ежи кричат?

 

Hаша Таня, типа, плачет –
Уронила, типа, мячик.
Hет бы ей прикинуть, дуре –
Hе утонет он, в натуре.


Если в жизни любишь риск -
Сформатируй жесткий диск!


Я спросил у ясеня, "где моя любимая?"
Ясень не ответил мне, голову склонил.
Я спросил у тополя, "где моя любимая?"…
Ты б еще у тумбочки, идиот, спросил!



С причала рыбачил Апостол Андрей,
а Спаситель ходил по воде.
И от этой картины Андрей охренел -
он такого не видел нигде.
И Андрей закричал: "Я покину причал,
если Ты мне откроешь секрет!"
И Спаситель ответил: "Спокойно, Андрей, -
никакого секрета здесь нет:

Видишь - там, на реке, толстый слой вещества?
Это твёрдое вещество называется ЛЁД.
Он на этой реке лежит месяца два;
зима на дворе, зима на дворе, зима на дворе, идиот..."

Но, Учитель, мне по фигу, лёд или пар, -
в этой химии я полный ноль.
Ведь лёд, хоть и твёрдый, но тоже вода?
А вода остаётся водой...
Осерчал тут Спаситель и топнул в сердцах,
и наскрёб на диске телефон:
"У меня тут дурак!", и Андрея в силках
увезли санитары в дурдом.

Видишь - там, на реке, толстый слой вещества?
Это твёрдое вещество называется ЛЁД.
Он на этой реке лежит месяца два;
зима на дворе, зима на дворе, зима на дворе, идиот..."

 

Наша Таня громко плачет
Потеряла Таня честь
Честь, едрёна мать-не мячик
Мячик можно приобрести.

 

Шуточная колыбельная

Спи, мой ангел, тихо, сладко,
А не то получишь в лоб.
Спит животное лошадка,
Спит растение укроп.

Спят в углу твоём рогатка,
Мячик и калейдоскоп,
Дремлет с двойками тетрадка,
Засыпай, мой остолоп.

Спит в буфете шоколадка,
В сковородке — эскалоп,
Спят в кастрюле два початка,
А в стакане спит сироп.

На подушке спит заплатка,
Сладко спит наш гардероб:
Спят галоша и перчатка,
Дремлет бабушкин салоп.

Спят медведь и куропатка,
Дремлет стадо антилоп,
Спит на дереве цикадка,
А на стенке дрыхнет клоп.

Молотилка спит и жатка,
В поле спит забытый сноп,
В огороде дремлет грядка,
А в стручке ночует боб.

Спят стерлядка и зубатка,
Спит бархан, и спит сугроб,
Спит в селе российском хатка,
А в Нью-Йорке небоскрёб.

Спит не Севере канадка,
А на Юге — эфиоп,
Он во сне кряхтит с устатка,
Белозуб и чернопоп.

Спит в Китае азиатка,
Дремлет в Венгрии набоб,
Спят Машутка и Ванятка,
Дремлют Вилли, Дик и Боб.

Спят Чукотка и Камчатка,
Дремлет город Конотоп,
Дремлет Киров (то есть Вятка),
И давно уснул Майкоп.

Меж крольчат храпит юннатка,
Дремлет в шахте рудокоп,
На батуте — акробатка,
А в комбайне — хлебороб.

Спит на съезде делегатка,
А в приходе дремлет поп.
Спят метиска и мулатка,
Спят еврей и юдофоб.

Спит сантехник наш Васятка,
А в кармане у него б
Сладко дрыхнула б десятка,
Кабы он не пил взахлёб.

Спят морячка и солдатка,
Дремлют барин и холоп,
Ортодокс и ренегатка,
Филантроп и мизантроп.

Спит парашютист Игнатка,
Притулившись между строп,
Спит заморский страж порядка
Под названьем скромным «коп».

Спит в цитатнике цитатка,
Спит в стихах изящный троп,
Дремлет в книжице закладка,
Спит поэт — пижон и сноб.

Спит брошюрка-самиздатка,
Книга спит про Перекоп,
Спит Эзоп, писавший кратко
(Он, Эзоп, давно усоп).

Спит в журнале опечатка.
В анонимке спит поклёп.
В кошельке ночует взятка,
С ней в обнимку дремлет жлоб.

Дремлет шприц, со спиртом ватка,
Спит на стёклышке соскоб,
В конвалюте спит облатка,
А в ушах — фонендоскоп.

Спят ключица и лопатка,
Спит в кишечнике микроб,
Спят яичники и матка,
Спят плоды в тиши утроб.

Спят наядка и дриадка,
Дремлют Аргус и циклоп.
Одиссейская повадка —
Спать вдали от Пенелоп.

Спит рекламная прокладка,
Эротично спит секс-шоп.
У иконы спит лампадка,
А в пробирке — изотоп.

Спит в бумажнике зарплатка
(Кое-как главбух наскрёб).
Спит в дурдоме психопатка,
Хахаль спит среди зазноб.

Спят чечётка и ламбадка,
Буги-вуги и хип-хоп,
Балалайка и трёхрядка,
Три притопа и прихлоп.

Спит могильная оградка,
Тих и нем в могиле гроб.
Дрыхнут туз, валет, девятка,
Под тюрьмою спит подкоп.

Спят чума и лихорадка,
Спят чесотка и озноб.
Дремлют порох и взрывчатка,
Спят пожары и потоп.

Не тесна твоя кроватка,
Спи и ты, мой губошлёп.
Не веди себя ты гадко,
Как пяти-шести-кантроп.

P.S.
Честно спёр откуда то из интернета. Там где спёр, было написано:
"Автор неизвестен. Вернее, я не смогла его найти. В интернете эти стихотворные строчки до 2008 года были подписаны ником Марзель."

 

Конечно баян с бородой, но меня прикалывает
Пролог:
Если в самом начале по дороге на рыбалку вас постигла непредвиденная беда, —немедленно возвращайтесь домой и не насилуйте свою судьбу.

Эту историю, обычно читают друзьям под вечернюю стопку на рыбацком ночлеге. Смех сквозь слёзы:

Я был еще безлошадный, и зимние поездки на дальнюю рыбалку начинались на площади Белорусского вокзала, где можно было подсесть в какой-нибудь рыбацкий автобус с несколькими свободными сидячими местами. Обычно ездили на Рену, Себлу, Сутку, Ламь, Суховетку и другие реки Рыбинского моря. Площадь Белорусского вокзала была забита толпами рыбаков, которые брали на абордаж каждый останавливающийся автобус, пытаясь попасть в число счастливчиков-пассажиров. Мы с другом трезво оценили наши возможности и поняли, что здесь нам без риска сломать свои ребра в автобус не пролезть. Решили уйти метров на 300 по примыкающей к площади улочке, где народу было значительно меньше, и где автобус с несколькими свободными местами мог спокойно остановиться, не рискуя лишиться всех дверей. Сидим, ждем. Через некоторое время к нам присоединились еще два рыбака — главные действующие лица этого повествования.

Первый — Бугай. Это прозвище напросилось само по себе: он был два метра ростом, весом не менее 140 кг, с огромным алюминиевым ящиком и таким же огромным самодельным коловоротом, диаметром шнека не менее 180 см.

Второй — Плешивик. Это прозвище также напросилось само по себе: ростом он был метр с кепкой, с большой плешью на потылице, с маленьким фанерным ящичком и старым, разболтанным, допотопным коловоротом.

Через час возле нас остановился Львовский автобус и его старшОй в открывшуюся дверь сказал, что есть всего четыре места. Мы все вспорхнули со своих ящиков и кинулись к двери. Будучи молодыми и шустрыми, мы с другом первыми влезли в автобус, но пройти дальше к самым задним и свободным сидениям мешали наставленные в проходе ящики. Третьим влезал бугай, держа на плече огромный ящик и таща за собой свою буровую установку. Он стоял на первой ступеньке и держался за поручни, но дальше пройти не мог, поскольку мы с другом загородили ему дорогу. Плешивик никак не мог поднятья на первую ступеньку, а со всех сторон уже бежали другие страждущие рыбаки, и его могли просто отпихнуть от долгожданного автобуса. Видя такую опасность, он попытался проскользнуть между ног бугая, но его трахнутая молью ушанка соскользнула с лысины и упала на землю.

И вот Плешивик нагибается, чтобы поднять шапку, а в это время Бугай, уставший висеть на поручнях, выгнул свою грудь и просто вдавил нас с другом почти до конца автобуса. К несчастью, лямка его огромного ящика соскользнула с плеча и он полетел углом вниз прямо на лысину нагнувшегося Плешивика. Удар был такой, что Плешивик, даже не охнув, распластался на земле под дверью автобуса. Подбежавшие рыбаки подняли лежащего Плешивика и усадили на ящичек, а Бугай даже не понял, что произошло. Народ попался душевный, и уже никто больше не претендовал на оставшееся свободное место в автобусе. Плешивика подняли на руки и внесли в автобус, доставив прямо на последнее заднее сидение.

Львовский автобус имеет последний задний ряд сидений прямо над мотором, они выше, чем все остальные посадочные места. Вот в левом углу, у двери, и уселся Плешивик. Из рассеченной головы сочилась кровь, и сердобольный народ тут же нашел кусок пластыря, которым крест накрест заклеили образовавшееся отверстие, а сверху надели облезлую ушанку.

Наконец автобус тронулся в длинный путь. Чтобы скоротать время, рыбаки тут же сели играть в народную рыбацкую игру "Сика". Образовалось несколько команд, которые скучились в центре автобуса вокруг импровизированных столов из ящиков. Мой друг и Бугай присоединились к играющим, а я задремал в правой стороне задних сидений. Плешивик так же тихо дремал, вцепившись одной рукой в вертикальный поручень; другую руку он положил на горизонтальную часть этого поручня и уперся в нее лбом в натянутой ушанке.

Так как играющих было много, а места в проходе очень мало, рыбаки убрали большую часть ящиков в самый зад автобуса, так что ногу поставить там уже было некуда. Прошло более часа, и вдруг автобус резко подбросило на ухабе. Наверно водитель зевнул приличную колдобину. Зад Львовского автобуса подбросило, как катапульту, и рука Плешивика соскользнула с горизонтального поручня. В ту же секунду шапка Плешивика слетела с его головы, и он со всего маха приложился лбом о голый поручень. Раздался глухой удар, Плешивика откинуло на спинку сидения, и он отключился. В автобусе все стихли и с испугом уставились на неподвижного попутчика.

Все сразу вспомнили, что именно этому рыбаку уже досталось по темени, а больше всех расчувствовался Бугай, т.к. испытывал некоторую свою вину после первого эпизода. Бросив карты, он на четвереньках добрался до Плешивика и стал приводить его в чувство. Кто-то передал ему нашатырь на тряпке, и Плешивик зашевелился. Увидев огромную шишку на лбу Плешивика, Бугай совсем растрогался и полез в свой огромный ящик за наркозом. Налив целый стакан водки, он вложил его в руку Плешивика, в другую руку сунул здоровый, племенной, соленый огурец. Плешивик молча и не морщась принял наркоз, так же залпом заглотил огурец и откинулся на спинку, тупо глядя на окружающих. Автобус снова тронулся в путь, и игра в карты продолжилась.

Бугай изредка поглядывал на Плешивика, сочувственно покачивая головой. Наконец его, видимо, осенило, и он снова пополз по ящикам на четвереньках в зад автобуса. Плешивика сильно развезло то ли от стакана, то ли от огромного огурца, и он еле сидел, пытаясь держаться прямо. Бугай предложил ему лечь на задние сидения, благо они были свободны, т. к. двое, — Бугай и мой друг — ушли играть в карты. Чтобы ему было теплее, Бугай накрыл его сверху своим огромным тулупом, так что Плешивика даже не стало видно. Удовлетворенный, Бугай снова сел за карты. Проехали еще несколько часов. Плешивик не вставал ни на заправках, ни до ветру. Все даже забыли про него, но тут автобус снова очень сильно подбросило. Водила резко тормознул, а сонный Плешивик, взлетев до потолка, с тихим писком полетел вперед и рухнул вниз прямо на расставленный ящики. Снова наступила тишина. Плешивик лежал, накрытый тулупом, и не шевелился.

Снова Бугай полез проверять его на живучесть. Когда он откинул тулуп, нашим взорам открылась картина: Плешивик припечатался лицом к самому высокому ящику Бугая. Его нос, посиневший от водки, теперь стал просто фиолетовым, а из разбитых ноздрей раздувались красные пузыри.

Бугай чуть не в слезах разорвал свой старый и грязный носовой платок на две части, смочил их водкой и запихнул чуть не до затылка Плешивику в ноздри. Дальнейший путь до самой деревни все ехали в настороже — как бы снова не пришибло бедного попутчика.

Деревня оказалась небольшой, но вот дома удивляли своими размерами. Это были двухэтажные, большие постройки, в которых жилое помещение занимало половину верхнего этажа, вторую половину занимал сеновал, где сено лежало на длинных поперечных жердях, а внизу под всем домом был скотный двор с коровами, свиньями и курами. Первая и единственная комната с печкой посередине была размером где-то 6х8 м. Вот в такую хату и вселился весь автобус. Хозяин с хозяйкой спали на печи, поэтому в нашем распоряжении был весь пол, на который стелились соломенные матрасы для спанья. В комнате стоял длиннющий стол, за которым на двух таких же лавках уместились почти все рыбаки. Наскоро перекусив, все разбежались по речке.

Было начало марта, и клев уже начинал активизироваться. Все поймали по разному, но без рыбы почти никто не остался, кроме Плешивика. С бодуна и с заплывшими от ушибов глазами он вряд ли видел поклевки сторожка.

К вечеру все снова собрались в избе за столом на традиционный общак. Каждый достал из своих закромов привезенную жратву и выпивку, и ужин начался. Широкая душа Бугая не давала ему покоя, и он усадил Плешивика рядом с собой, не жалея ни своей водки ни племенных огурцов. Плешивик попытался было достать свою единственную непочатую чекушку, но народ дружно воспротивился, и каждый норовил накапать в стопку Плешивика своей водки и всунуть в рот квашеной капусты или соленый гриб.

Печь была натоплена качественно, и вскоре все разделись почти до маек. Натолкав в утробу Плешивика всякой всячины, все постепенно забыли про него, и шел обычный шумный рыбацкий разговор. Переполненный желудок Плешивика никак не хотел мириться с таким насилием и стал давать позывные. Через некоторое время ему стало невтерпеж, и он стал суетится до ветру. Хозяин заботливо накинул ему на плечи его кожушок и вывел в сени, где был "туалет".

Устройство туалета блистало своей гениальной простотой. Просторные сени на втором этаже закачивались поперек дома обрывом. Перед этим обрывом на уровне колен была приколочена длинная отполированная штанами слега, которая не давала какающему сесть на пол и позволяла свесить голую задницу над пропастью нижнего этажа, где бродила скотина. На уровне лопаток уже сидящего на слеге была приколочена вторая слега, которая удерживала спину какающего и не давала ему упасть вниз. Ширина этого какального балкона была около метра, поэтому рыбацкий народ всю зиму какал в одно и то же место. Морозы были не слабые, поэтому снизу выросла огромная гора дерьма, смахивающая на Эйфелеву башню, которая не доходила до второго этажа всего на полметра. Над этим местом горела единственная тусклая лампочка. Вот в такой туалет и привели Плешивика. Проводив его, хозяин вернулся к недопитой стопке и разговор продолжился.

Наконец водка была вся выпита, и народ затребовал чаю. Хозяин поставил на стол двухведерный самовар на углях и вывел трубу от него в верхнюю вытяжку на печи. И тут Бугай хватился своего соседа по лавке. Хозяин почти быстро вспомнил, что давеча отводил его до ветру, и ваще ему давно уже пора было освободиться, да видать племенной огурец крепко застрял поперек прохода.

Он вышел в сени и через секунду вернулся недоумевая, куда мог запропаститься Плешивик. Сени были пустые. Несколько рыбаков вышли перепроверить ситуацию, но Плешивика нигде не было, и только снизу, из скотника доносился чавкающий звук обитавшей там скотины. Кто-то догадался заглянуть вниз, за перила балкона, и в свете 20 ватной лампочки все увидели Плешивика со спущенными штанами, который с упорством альпиниста пытался взобраться на Эверест из дерьма. По всей видимости, от передозировки он не удержался на двух точках опоры уникального туалета и, сложившись пополам, соскользнул вниз на высокую кучу дерьма.

Хозяин решил, что выковыривать Плешивика из этой кучи не царское дело, и кликнул свою старуху. Хозяйка накинула тулуп и спустилась вниз через наружный выход из избы. Внутренняя лестница со второго этажа сеней в нижнее подворье не была предусмотрена. Через минуту она вернулась и твердо заявила, что такого обосранного мудака она ни в жисть не впустит в свой дом, и ваще с дыркой в голове надо сидеть дома, а не лазить в скотнике по дерьму. Народ вступился за бедного рыбачка, и хозяйка отправилась по деревне искать истопленную баню, так как Плешивик наотрез отказался спать в дерьме даже на сеновале. Благо баня нашлась на другом конце небольшой деревни, и все вздохнули с облегчением. Пока стирали Плешивика народ сел пить чай, а хозяин начал таскать из сеней соломенные матрасы для ночлега и расстилать их на полу.

Через час вместе с хозяйкой вернулся Плешивик в немыслимой одежке, которую ему одолжили в банном месте. Хозяйка несла здоровенный тюк наскоро выстиранной одежды страдальца. Плешивика усадили за стол и стали так же усердно накачивать чаем. Вскоре народ стал клевать носом, и большинство устроилось спать. Все лучшие места оказались заняты, осталось несколько мест под длинным столом. Так как стол на ночь придвинули поближе к стене, а у самой стены стояли рядом две длинные лавки, то лежащий народ был вынужден ложится ногами под стол, тем более что от окон тянуло холодом. Головы лежащих намного выступали из под стола, но оставшийся проход между рядами спящих был довольно большой и не мешал ночным походам до ветру. Плешивик остался без своего кожушка, который сох на двух веревках над печкой, и Бугай заботливо уложил его рядом с собой. Его огромный тулуп мог накрыть половину спящих. Плешивик тихо лежал на матрасе, положив продырявленную голову на чей-то чужой валенок и свесив разбухший фиолетовый нос.Народ затих и начался сначала робкий, а затем более уверенный разноголосый храп. Хозяин со свой старухой забрались на печь, но свет продолжал гореть, так как несколько рыбаков еще курили в сенях.

Вдруг Бугай вскочил и выбежал в сени. Оказывается, в заботах о Плешивике он забыл заправить свой большой китайский двухлитровый термос на следующий день. Принеся термос и засыпав в него полпачки заварки, он наполнил термос под пробку кипятком из огромного самовара. Некоторые страдающие бессонницей рыбаки, стали громко возмущаться, что свет слепит глаза и его давно пора выключить. Под шумок кто-то из рыбаков щелкнул выключателем, а Бугай в потемках стал шарить по столу рукой в поисках пробки от термоса. Нечаянно он задел локтем термос, который стоял почти на краю стола, прямо над головой Плешивика, и кипяток хлынул из широкого горла на несчастного Плешивика.

Раздался душераздирающий крик, многие вскочили со своих мест. Кто-то догадался включить свет, и все увидели носящегося по избе Плешивика, голова которого была похожа на красную столовую свеклу. Разобравшись, что к чему, хозяйка понеслась к соседке за гусиным жиром, который, по ее словам, очень шибко сильно помогает от всяческих ожогов. Принеся плошку жира, она намазала им всю голову Плешивика, и сверху повязала ситцевым цветастым платком, чтобы жир не скапывал на пол. Плешивик, похожий на свеклу в платке, тихо скулил, сидя на полу. Пробурчав, что сегодняшний день никак не кончится, хозяин снова залез на печь и затащил туда свою старуху. Наконец народ уснул.

Утром все встали с чувством какой-то вины и с опаской поглядывали на Плешивика, у которого на голове вздулось несколько волдырей. Однако рыбацкий азарт оказался сильнее всех невзгод, и Плешивик, надев свою высохшую одежду, твердо заявил, что не останется сидеть в избе и тоже пойдет рыбачить. Спорить с ним никто не стал, и все разбрелись по реке.

Второй день оказался удачнее, особенно у Плешивика. Он наловил почти половину ящичка некрупной плотвы, и к 12:00 все снова собрались в избе, укладываясь в обратную дорогу. Чтобы не пачкать избу, весь народ сгрудился в сенях, укладывая уловы в свои ящики и рюкзаки. Плешивик потихоньку перекладывал рыбешку из ящичка в целлофановый пакетик. В этот момент хозяин вынес из избы огромный двухведерный чугун мелкой вареной картошки для свиней. В том углу, у стены, где расположился Плешивик, стояло большое деревянное корыто, в которое и он и вывалил горячую картошку, чтобы остывала. Сени заполнил пар, и тусклый свет лампы почти не стал виден. Бугай, стоя спиной к Плешивику, тщетно пытался рассоединить стык своего смерзшегося коловорота. Поняв, что в одиночку ему не справиться, он попросил помочь стоящего рядом крепкого рыбака. Мужик взялся варежками за шнек, а Бугай, засунув изгиб колена коловорота под мышку, принял удобную позу для выдергивания стыка.

Когда два бугая берутся за дело, —оно всегда спорится. После нескольких сильных рывков коловорот рассоединился, и Бугай по инерции отшатнулся назад, угодив грибком коловорота аккурат в темя нагнувшегося над ящиком Плешивика. Оглушенный Плешивик, даже не охнув, плюхнулся задом в корыто с горячей картошкой. Все в страхе замерли. Плешивик сидел в корыте весь в пару и не шевелился. Когда кипяток добрался наконец через его ватные штаны до задницы, он издал уже знакомый всем вопль и, выскочив из корыта, принялся носиться кругами по сеням, натыкаясь на рыбаков и тщетно пытаясь скинуть дымившие паром штаны.

На втором витке Бугай словил его одной рукой, а второй сдернул штаны очень ловким, и, как показалось, натренированным движением. Плешивик повис на его руке, издавая стонущие звуки и прикрывая голый обожженный зад. При весей трагичности ситуации народ дружно заржал. Такого финала рыбалки никто не ожидал. Выбежавший на шум хозяин щедро пожертвовал Плешивику свои старые штаны, в которых он чистил скотник — наверно, последние 15 лет.

Водитель автобуса уже несколько раз сигналил, торопя рыбаков с отъездом, и все снова засуетились вокруг своих пожитков. Чай пить было уже некогда, — все поспешили в автобус, и мы тронулись в обратный путь. Водка была выпита еще накануне вечером, и все дружно проголосовали за остановку у ближайшего магазина. Затарившись и закусив, мы снова тронулись в путь. Плешивик сидел на своем месте в заднем углу, трезвый и подавленный, с опаской поглядывая на своего невольного обидчика. Бугай, сидящий рядом с ним, тщетно пытался влить в него хоть немного водки, но бедолага был тверд и от очередного наркоза отказался. Тогда Бугай вспомнил, что у него остался в термосе не выпитый чай и предложил его Плешивику. Плешивик с радостью закивал фиолетовой головой, до сих пор повязанной бабкиным платком, пропитанным гусиным жиром. Бугай достал термос и налил полную крышку от термоса горячего и крепкого чаю. Его огромные и заскорузлые руки смело держали алюминиевую кружку, полную чая. Плешивик так же смело принял эту кружку двумя руками и почти тут же выпустил ее из рук так как удержать почти кипяток голыми руками он не смог. Кружка упала ему прямо на ширинку подаренных тонких штанов, приварив остатки былой мужской гордости.

Третий раз мы услышали знакомый вопль. Водитель спешно остановил автобус и открыл заднюю дверь. Плешивик выпал из автобуса, на ходу спуская штаны, и сел голым задом на придорожный сугроб, стараясь затолкать свои обваренные яйца внутрь сугроба. Придя в себя, он медленно встал, натянул мокрые штаны и пошел к передней двери автобуса. Водитель открыл дверь и Плешивик вошел вовнутрь.

Глядя испуганными глазами на заднее сидение, он сказал: "Или сразу пристрелите, или пересадите от этого Бугая, иначе я живым до дома точно не доеду". Спорить с таким аргументом было бы кощунственно, и ему уступили самое хорошее место.

До самой Москвы он сидел не шелохнувшись и не выходя на туалетных остановках. На площади Белорусского вокзала он попросил рыбачков, чтобы ему принесли его ящик и коловорот, которые лежали в ногах Бугая. От одной мысли о встрече с ним у Плешивика начинали дрожать коленки. Так они и расстались, даже не попрощавшись, хотя Бугай все время их совместного существования очень искренне жалел своего невезучего товарища и постоянно пытался помочь несчастному рыбаку.

Это была судьба!